в удобном формате
Полуостров Юкатан — колыбель майя, одной из величайших цивилизаций в истории человечества. Майя появились в этих местах около 2000 года до нашей эры и господствовали здесь на протяжении двенадцати столетий. Они достигли поразительного совершенства в архитектуре, скульптуре, живописи, медицине. А кроме этого создали точный солнечный календарь и сложнейшую иероглифическую письменность — единственную настоящую до прихода европейцев систему письма в Новом Свете. Иероглифы вырезали на камне, рисовали на керамике. Ими написаны кодексы — складные книги на бумаге, сделанной из фикуса.
Дешифровать древние иероглифы ученые не могли несколько веков, пока в середине XX века за них не взялся русский лингвист Юрий Кнорозов. Он разработал собственный метод и раскрыл тайну самой загадочной цивилизации древности. 19 ноября 2022 года исполнилось 100 лет со дня рождения Кнорозова. О необыкновенном человеке и выдающемся ученом — в материале РЕН ТВ.
Типичный русский интеллигент
Юрий Валентинович Кнорозов родился 19 ноября 1922 года в семье инженера, которого еще до революции направили из Петербурга в Харьков строить железные дороги. Кнорозовы были типичными русскими интеллигентами. Все их дети стали учеными, работая в разных областях науки. Двое стали докторами наук и лауреатами государственных премий, двое — кандидатами.
В детстве Юрий хорошо играл на скрипке — у него был абсолютный слух, прекрасно рисовал, писал романтические стихи и избавлял соседей от болей "накладыванием рук". При этом, вспоминая о детстве, Кнорозов не без удовольствия рассказывал о том, как его пытались исключить из школы за плохое поведение. Впрочем, выписка из аттестата свидетельствует, что школу он закончил с отличными оценками.
Путь Кнорозова в науку
В 1939 году Юрий поступил на исторический факультет Харьковского университета, но успел отучиться лишь два года — началась Великая Отечественная война. Отец, руководивший эвакуацией заводов с Украины, уехал с последним эшелоном. Юрий же с трудом пробрался в родной поселок Южный недалеко от Харькова. Вместе с мамой и сестрой он оказался на оккупированной территории.
Пребывание "под немцами" расценивалось советскими властями если не как преступление, то как тяжкое прегрешение. В любом случае это ложилось несмываемым пятном на биографию и в некотором смысле предопределяло судьбу человека. Так случилось и с Кнорозовым — этот факт биографии аукнется ему потом не раз. Он же не позволит защитить диссертацию его сестре Галине, разрабатывавшей новые лекарства, в том числе от рака.
Только в марте 1943 года с наступлением советских войск Юрий вывел мать и сестру через линию фронта в сторону Воронежа, а сам отправился в Москву. Не без труда ему удалось возобновить занятия на кафедре этнографии исторического факультета МГУ, где он изучал древние языки (очень любил древнеегипетский) и систему древнего письма. Его однокурсники вспоминали, что на этих занятиях глаза Кнорозова буквально зажигались азартом.
Вызов брошен – вызов принят
В 1945 году Юрий Кнорозов наткнулся на статью немецкого исследователя Пауля Шелльхаса под названием "Дешифровка письма майя – неразрешимая проблема". Молодой исследователь воспринял это как личный вызов.
"Как это неразрешимая проблема? То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим. С этой точки зрения, неразрешимых проблем не существует и не может существовать ни в одной из областей науки!" – говорил он.
Расшифровка письма майя растянулась на несколько лет. В это время Кнорозов защитил диплом по шаманским практикам и собирался поступить в аспирантуру, но его не взяли ни в МГУ, ни в Институт этнографии. Как и сестре Галине, Юрию припомнили, что в войну он находился на оккупированных врагом территориях. Не смогли помочь даже его руководители, крупнейшие этнографы Сергей Толстов и Сергей Токарев.
Единственное, что удалось сделать, — это отправить Кнорозова в ленинградский Музей этнографии народов СССР. Как иронично заметил сам Юрий, там он выбивал пыль из туркменских ковров. Кнорозов поселился в музейной комнатке-пенале, а его соседом несколько месяцев до очередного ареста был ученый Лев Гумилев, сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Комнату Кнорозов превратил в маленькое личное царство, заняв пространство от пола до потолка прорисовками знаков майя.
Предыстория дешифровки
В раннюю колониальную эпоху еще существовали люди, знавшие письменность майя. По некоторым сведениям, прибывшие на Юкатан испанские священники успели ее изучить. Однако в XVI веке епископ Юкатана Диего де Ланда Кальдерон, пытаясь обратить индейцев в христианство, уничтожил большое количество их рукописей, посчитав их еретическими.
Только три кодекса майя пережили конкистадоров. Наиболее полные тексты были найдены в могилах майя, а также на монументах и стелах в городах, заброшенных или разрушенных после прибытия испанцев. Знание письменности было окончательно утрачено к концу XVI века.
Попытки раскрыть тайну майя
Исследователи XVIII и XIX веков сумели расшифровать цифры майя и части текстов, связанные с астрономией и календарем майя, однако не смогли понять принцип письма и расшифровать его. В 1875 году Леон де Рони правильно определил знаки для сторон света и несколько других слоговых знаков, однако его исследования не получили продолжения.
В начале XX века конкурировали две гипотезы относительно сущности майяской письменности: американская школа во главе с Сайрусом Томасом считала ее фонетической, а немецкая под руководством Эдварда Селера — идеографической. Прорыв в расшифровке письменностей майя произошел в середине XX века сразу в двух областях: было определено значение отдельных идеограмм и установлено звуковое значение символов.
Как Кнорозов работал над дешифровкой
К середине XX века многие ученые на Западе, в том числе глава американской школы майянистики Эрик Томпсон, были уверены, что дешифровать язык майя практически невозможно, поскольку знаки в этом языке передают не буквы алфавита, а обозначают сами слова. То есть иероглифы майя, считал Томпсон, — это некие символические картинки, которые со звучанием слов в самом языке не связаны.
"Похоже, Томпсон никогда не верил, что в письменности майя вообще была какая-то система. Он считал, что это просто мешанина из примитивных попыток писать, унаследованных из далекого прошлого; с ритуальными целями ее придумали жрецы, которые якобы управляли обществом. Если бы Томпсон был хоть немного заинтересован в сравнительном анализе (а он определенно не был), он обнаружил бы, что ни одна из иероглифических письменностей Старого Света не работала таким образом", — пишет гарвардский археолог-майянист Майкл Ко в своей книге "Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации".
Кнорозов с теорией Томпсона был не согласен и пошел своим путем. В это время в СССР цивилизацию майя серьезно практически никто не исследовал — специалистов в этой области были считанные единицы. Открытию способствовало то, что Кнорозов обнаружил редкую книгу Диего де Ланды "Сообщение о делах в Юкатане", составленную им в XVI веке. В ней автор зафиксировал некоторые знаки из языка майя, которые впоследствии помогли расшифровать и остальные.
Кнорозов специально освоил сложнейший староиспанский язык и перевел "Сообщение о делах в Юкатане" на русский. В тексте был так называемый "алфавит де Ланда" из 29 знаков. Кнорозов понял, что он является ключом к дешифровке самого письма. Ему удалось разобраться с недоразумениями, возникшими при диктовке алфавита, когда информатор записывал майяскими знаками не звуки, а названия испанских букв. Оказалось, что в текстах встречается 355 самостоятельных знаков. Это позволило Кнорозову определить тип письма как фонетический, морфемно-силлабический. То есть каждый иероглиф майя читался либо как слог, либо как короткое слово. Завершалась титаническая работа главным — чтением и переводом трех рукописей майя.
Международная полемика
В октябре 1952 года в журнале "Советская этнография» выходит статья 30-летнего Юрия Кнорозова "Древняя письменность Центральной Америки". Удивительным образом американская The New York Times мгновенно откликается на эту работу статьей "Russian Explains Hieroglyphic Find; Knorozov Describes Symbols and Ideograms as Key to Ancient Mayan Language" ("Русский объясняет иероглифическую находку; Кнорозов описывает символы и идеограммы как ключ к древнему языку майя").
До кнорозовского открытия сфера исследований майя была монополизирована несколькими американскими и европейскими университетами. Институт Карнеги в Вашингтоне играл ведущую роль в организации раскопок и других полевых работ. Его куратор, английский археолог Эрик Томпсон остался в истории как непримиримый антагонист Кнорозова, который с момента выхода статьи в The New York Times и до самой смерти пытался доказать ошибочность метода советского исследователя. В многостраничных публикациях в журналах, посвященных археологии и культуре майя, он называл дешифровку Кнорозова "марксистской уловкой" и "пропагандистским сговором".
Между тем началась международная полемика, и лишь немногие коллеги отважились занять сторону советского ученого. Труд Юрия Кнорозова по достоинству оценил шведский лингвист Тор Ульвинг, заявивший в 1955 году, что научная ценность исследования не вызывает сомнений. Пользуясь этим методом, разные ученые со всего мира смогли прочитать одно и то же.
И хотя непоколебимый авторитет Томпсона и ярость, с которой он обрушивался на своих оппонентов, на долгие годы затормозили исследования письменности майя, Дэвид Келли, Татьяна Проскурякова и Майкл Ко были одними из первых в США, кто открыто признал правильность метода Юрия Кнорозова.
Майкл Ко даже приезжал в Санкт-Петербург, чтобы лично познакомиться с Юрием Валентиновичем. В своей книге он отзывается о советском эпиграфисте с нескрываемым восхищением:
"Самой удивительной чертой лица Кнорозова были его глаза цвета сапфира, глубоко посаженные под кустистыми бровями. Если бы я был физиогномистом XIX века, то совершенно точно сказал бы, что глаза эти выражают недюжинный интеллект. Несмотря на хмурый вид, Юрий Валентинович обладал ироническим, почти озорным чувством юмора и изредка позволял улыбке появляться на своем лице, как если бы она была лучом солнца, прорезавшимся через черные тучи".
Как Кнорозов стал доктором наук
После своего невероятного открытия и статьи в профильном журнале Кнорозов взялся за полноценную диссертацию, которую защитил в 1955 году. Защита проходила в Москве и уже на следующий день превратилась в легенду. Выступление 33-летнего Юрия Кнорозова на ученом совете длилось ровно три с половиной минуты, а результатом стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук, чего в гуманитарных науках практически не случается.
С этого момента история дешифровки древних систем письма вписывается между двумя именами: Жан-Франсуа Шампольона — французского египтолога, разработавшего основные принципы дешифровки древнеегипетского иероглифического письма, и Юрия Кнорозова.
Национальный герой
Долгое время Кнорозов считался невыездным. Его единственной заграничной командировкой была поездка в Копенгаген в 1956-м — на международном конгрессе американистов его доклад произвел фурор.
Но в 1990 году случилось неожиданное: Кнорозова отпустили по приглашению президента Гватемалы. В стране майя великому дешифровщику показали главные достопримечательности, о которых он до этого только читал, вручили Большую золотую медаль президента и назвали национальным героем.
Национальным героем Юрия Кнорозова считают и в Мексике. Под конец жизни судьба подарила ему удивительную возможность пожить в тропической сельве у Карибского моря, рядом с любимыми им индейцами майя. Кнорозов наслаждался природой, национальной мексиканской кухней, по вечерам смотрел на невероятное звездное небо.
Сидя рядом с президентом Мексики на концерте Лучано Паваротти в Чичен-Ице, он с улыбкой сказал, что великий певец значительно уступает юкатанскому хору, исполнявшему кантату о Кукулькане. Его слова "У итальянца — техника, а у юкатанцев — душа" повторяют в Мексике до сих пор.